Тем более флот имел серьезное оружие даже против линейных сил, что продемонстрировали германцы в прошлую войну. В строю были четыре подводные лодки, из которых три «Барса» — «Буревестник», «Утка» и «Тюлень», и одна «АГ».
Еще три «Барса» увели из Николаева. «Гагару» и «Орлана» в высокой степени готовности, они могли быть достроены в самое ближайшее время, а «Нерпу» с ремонта.
Из затопленных англичанами на рейде дюжины подлодок адмирал надеялся поднять и восстановить хоть парочку. По крайней мере, специалисты заверяли, что такой подъем возможен.
Но ведь это еще не все — флот имел на ходу четыре угольных эсминца старого типа, оборудованных паровыми машинами. Можно было отремонтировать еще несколько, но опять вставал вопрос — зачем впустую тратить средства на заведомо устаревшие корабли? Впрочем, если отправить на Дальний Восток «Капитана Сакена» и пару эсминцев типа «Живой», то придется отремонтировать им замену.
Имелся и крейсер «Алмаз», небронированная яхта, что прошел через горнило Цусимы и добрался до Владивостока. На Черном море он был переоборудован в гидроавиатранспорт, в качестве которого и провел всю войну с германцами и турками.
Сейчас бывший крейсер снова был готов принять на борт аэропланы — на днях в Севастополь придет транспорт, что привезет летающие лодки и несколько самолетов-торпедоносцев.
— А ведь вы правы, генерал, — Колчак припомнил строчки из письма Арчегова, подтвержденные и разговорами с Михаилом Смирновым. Новое оружие, если его правильно применить, принесет серьезные потери любому вражескому флоту, что вздумает похозяйничать в Черном море. Действительно, новые времена наступают, и есть чем найти замену дорогостоящим линейным кораблям.
Ведь не важно, получит ли враг снаряд с «Ушакова», или в него попадет торпеда, сброшенная летающей этажеркой. В последнем случае попадание даже для «Куин Элизабет» может оказаться фатальным, что англичане и продемонстрировали на собственных учениях. Потому и молчат, ибо на море появился новый грозный враг.
Адмирал еще раз посмотрел на пламенеющее небо, на изящные и грозные силуэты русских кораблей и тихо прошептал:
— Ничего вы не сделаете, господа «союзники». Русский флот возродится, как Феникс из пепла, расправив крылья…
(12 мая 1920 года)
Москва
— Тяжелый разговор, очень тяжелый…
Арчегов вытряхнул из коробки папиросу, смял картонный мундштук. Затем чиркнул спичкой и закурил, глубоко затянувшись, выдохнул клубок дыма, прикрыв глаза от удовольствия.
Вологодский молчал, глядя на землистое лицо своего молодого друга. Генерал вымотался полностью, без остатка, как говорится — «выложился».
Переговоры с Троцким завершились за полночь, но, Петр Васильевич просто чуял, были весьма успешными, иначе военный министр был бы хмурым. А тут на губах иной раз появлялась улыбка, как бывает у любого уставшего человека после успешно выполненного дела.
— И как вам Троцкий?
— Договорились мы с «иудушкой». Вначале сцепились, как два голодных пса из-за одной кости, я его даже хотел головкой об стол приложить, настолько он меня достал. Опосля стали торговаться, как хохол с евреем за кусок сала на колхозном рынке…
— «Колхозном»? А что это такое?
Арчегов закряхтел — этот привычный для него «новояз» здесь был неизвестен, а потому нужно было выкручиваться в очередной раз, что он часто делал, благо не впервые попадал в такие вот щекотливые ситуации. И будет дальше попадать, ибо очень трудно себя контролировать, когда хронически не высыпаешься да еще устаешь, как цуцик.
А Троцкий тот еще полемист, все извилины заплетет, все нервы на кулак намотает. С таким необходимо постоянно держать ухо востро, в тонусе, «на взводе», как говорят.
Любое слово, каждый жест жизненно необходимо контролировать. А потом идет «откат», как сейчас, когда можно расслабиться, со старшим по возрасту, в отцы годится, другом поговорить. Вот тут-то и допускаешь ляпы, но что делать?
— Большевики сейчас госхозы и совхозы пытаются создавать, правда ничего не выходит.
— Я про это слышал, Константин Иванович. Весьма неэффективная замена капиталистическому помещичьему хозяйству, имеющему крупную товарную направленность в производстве зерна…
«Ни хрена как курчаво выражается господин присяжной поверенный. Я думал, что так только партийные кадры в мое время глаголить могут, ан нет!» — Арчегов мысленно усмехнулся и, припомнив Высоцкого, промурлыкал без слов: — «Стукнул раз, специалист, видно по нему».
— Так вот, Петр Васильевич, о колхозах они сейчас замыслили. Сокращенный термин от коллективного хозяйства. Когда все крестьяне объединяются в большой кооператив, где в совместном владении пашни, покосы, пастбища, домашняя скотина…
— Не может быть! — Вологодский даже привстал с кресла. — Они ж на корню хозяйство развалят. Ведь сколько мужиков, столько и мнений. Хотя нет — если они поставят управителя, то будут иметь возможность отбирать зерно и хлеб в одном месте, а не в отдельно взятом крестьянском хозяйстве. Весьма разумная мера, если они желают не изменять продразверстку как таковую и которая уже вызывает всеобщую ненависть селян. И насчет колхозного рынка понятно. Смешно.
Арчегов от изумления чуть ли не захлопал ртом как рыба. Вологодский его продолжал удивлять раз за разом. Тот умел делать удивительно точные выводы, редкостное умение, напрямую зависящее от знания логики, что в советское время не очень-то поощрялось, а сам курс логики формализировали так, что теорию, может, и вытянешь, но вот только прикладных навыков на этом не получишь.