— Нет, — быстро ответил Фомин и осекся. Побледнел. Цифра только сейчас дошла до его разума, и он взвыл во весь голос:
— Сколько?!!
— Двадцать миллионов, — тихо повторил Арчегов. — И здесь есть те люди, которых и вы убили.
— Нас тоже убивали…
— Это не оправдание. Хотя понять я могу. Но не оправдать! Когда приходит общая беда, которая грозит истреблением всего народа, нужно уметь отринуть личное горе и обиды. Если не можешь сделать это, то твое право, никто не осудит. Но в спину бить не смей! Потому ты умер еще раз, но не на Поганкином Камне, а когда против собственного народа пошел с оружием в руках! Но не я тебе здесь судья, тот Камень твой. И потому не вправе судить, ибо в сорок третьем ты мог погибнуть окончательно, но оказался в этом времени. До той войны еще два десятка лет, а может, ее вообще не будет! А потому она сейчас как кошмарное видение из будущего!
— Двадцать миллионов, — тихо прошептал Фомин и дрожащими пальцами расстегнул верхнюю пуговицу кителя, словно воротник мог душить его. И взглянул, как побитая собака.
В помертвевших глазах плескалась жуткая смесь отчаяния, безысходности и безумной надежды:
— Скажи мне правду, Константин Иванович! Хоть сейчас поведай! Мне так умирать будет легче. Ведь есть шанс, что не будет этого безумия! Иначе ты бы так не боролся?!
— Есть, Семен Федотович, есть! И не шанс уже, а намного больше. Три против одного можно смело ставить, что у несчастной России будет иная и, надеюсь всем сердцем, намного лучшая судьба. Сейчас темнить я не буду — все равно ты никому ничего не поведаешь. Спрашивай, отвечу тебе честно. Ты имеешь право знать ее.
— Что с Польшей?
— Песец с ней, белая полярная лисица хвостом накроет, и никакое «чудо на Висле» уже не поможет! Если сами большевики не напортачат! Ты ту войну хорошо помнишь и читал в свое время про нее по книгам «врагов народа» Какурина и Тухачевского, — не столько спросил, сколько утвердительно произнес Арчегов, с улыбкой посмотрев на Фомина.
Тот кивнул в ответ и спросил:
— Ты руку приложил?
— Чуть-чуть. У них начштаба умнейший офицер, Борис Шапошников, он и спланировал, а я малость подкорректировал. Я от него даже похвалы удостоился, аж зарделся. Сказал бы кому в свое время, никто бы не поверил. Ты знаешь, а мы с ним и с Каппелем в одной дивизии служили, представляешь? А мне тогда не до смеха стало, когда о прошлом речь зашла, еле выкрутился. Думал, все, засыпался. Но ничего, «пронесло», прямо как в одном старом анекдоте.
— Генерал Петров до Карелии добрался?
— Ага. Финны уже Ухту и Реболы заняли, а тут наши подоспели. И месяц назад крепко ударили, выбили чухну обратно. А большевики балтийцев на Ладогу бросили — Валаамские острова заняли и нам передали. Сейчас там переговоры о мире идут. «Статус-кво» возвращен — они захваченную русскую территорию освободят полностью. И Печенгу просить не будут, дабы выход к Ледовитому океану иметь. Мы им в качестве жеста доброй воли разрешили, в случае крайней нужды или войны, хотя кто на них нападать будет, Мурманской железной дорогой пользоваться — ветку в южной Карелии совместно строить будем, от Сортовалы на Петрозаводск.
— Чего ты уцепился за эту Печенгу?
— Там огромные месторождения никеля, самые большие не только в Европе, но и в мире. А никель идет на выплавку лучшей стали. Да и не стану я об этом сейчас орать на каждом углу, знаешь, сколько стервятников захочет в таком деле поучаствовать?
— Теперь мне понятно. А как там дела на юге?
— Умнейший генерал Антон Иванович, я ему в подметки не гожусь. Но не политик! Кое-как сам адмирал Колчак, со мною, грешным, убедили его на стратегию «непрямых действий» и на «удар серпом».
— «Удар серпом»? А это что такое?
— То же самое, что большевики с Закавказьем проделали, правда, мы на два месяца позже начали. Похоже на бои в Иркутске с чехами. Рывок бронепоездами на Баку, а с моря корабли Колчака поддержали, десант высадили. Боев, как таковых, почти не случилось. Так себе, перестрелки, как там, у Лермонтова — «что толку в этакой безделке». Заняли за две недели весь Азербайджан под самым законным предлогом борьбы с большевизмом и настоящим геноцидом русского народа. Сейчас уже все спокойно, население полную автономию и покровительство России получило. Сопротивления нет и уже не будет — их армию по четырем бригадам разбили и по одной каждой «цветной» дивизии придали. У корниловцев или дроздовцев они не забалуются, те враз мусульман сапоги чистить научат.
— А дальше на Армению с Грузией?
— Совершенно верно. Армянские дашнаки уже сообразили, что к чему, и народ к русским относится очень даже положительно. Да и турки поджимают — как в пятнадцатом году резню армян начали, так поныне успокоиться не хотят. Так что Кавказские бригады самого наместника, генерала Юденича туда уже маршем идут — половина солдат из русских, другая из армян.
— Грузия как реагирует?
— Нервно! Они в апреле войска в Цхинвал ввели, а Деникин сразу всех осетин в Терское казачье войско зачислил. По их просьбе. И немедленно три казачьих дивизии с двумя бригадами пластунов на помощь бросил, и… Как по Лермонтову вышло — «бежали робкие грузины» до самого Тифлиса. Они же, стервецы, весь прошлый год, пока белые с красными воевали, пакостили. То один район оккупируют на Черноморском побережье, то другой. В спину норовили ударить. Ну, про них сейчас и вспомнили, раз мир с большевиками заключили и армия бездействует!
— И что? — в голосе Фомина послышался смешок.
— Им национальный вопрос помогли решить в одночасье, судя по тем телеграммам, что я получил. Высадили десанты в Сухум и одним махом отсекли половину грузинской армии. Тем прорываться через перевалы почти невозможно, а по побережью отходить, под дулами линкора и крейсера, не очень хотелось. Вот и разоружились сами. Заодно флот десант и на Батум отправил. Меньшевики уже пошли на мир, переговоры идут.