«Хрен с латышами, о них я и не вздохну! Но вот за своих отплачу сторицей, на куски и ленточки нарежу. И еще: курить нужно бросить, иначе дыхалки совсем не будет!
Тех, кто был в засаде на третьем этаже, было несколько человек — от трех до пяти, никак не меньше. Расчет станкового пулемета составляли двое, нужно ленту в две сотни патронов, очередями ведь длинными лупили, держать и направлять. Да еще один умелец на броневик связку тротиловых шашек зашвырнул.
Во флигеле вряд ли кто уцелел — там до последней секунды стреляли, смертники! А вот отсюда кто-то мог и попытаться сдернуть, когда понял, что промедление опасно! Мог, и наверняка бежит где-то рядом. Эх, знать бы, как эти проходы идут!»
Мысли мгновенно улетучились из головы, а тело само рвануло в сторону — в темноте арки запульсировал огненный цветок.
— Не стрелять! Живым брать!!!
Прокричав команду и чуть не сорвав отчаянным воплем голос, он рванулся вперед — вражеский стрелок дал только одну короткую очередь — и снова бросился бежать.
«Может быть, уже патроны экономит?! Или они у него закончились?!» — мысль обожгла разум и подхлестнула тело. Ярость стала расчетливой — в него стреляли с ППС, звук знакомый, ни с чем не перепутаешь. А значит, ясно, откуда ветер дует!
— Стоять, сука!
Беглец оказался чекистом в привычной кожаной куртке. В возрасте мужик, потому и запыхался. Он остановился, но вот только не для того, чтобы поднять руки для капитуляции, а вскинуть «хлыст». Константин тут же дал очередь, стараясь попасть только в правую ногу.
— А-а!
Автоматчик упал на землю, крутанулся от боли, машинально схватив себя за ногу. Арчегов стремительно бросился на него, выкладывая все силы и вытянув руки, за мгновения преодолевая эти долгие два десятка шагов. Теперь он был уверен, что возьмет эту сволочь живой!
— Сука!
Чекист поднял автомат, но навел его не на бегущего к нему генерала, а упер себе в подбородок.
Константин еще поднажал, хотя это было невозможно, но уже осознал, что не успевает. Автомат глухо взрыкнул, откинув назад человеческую голову, из которой полетели кровавые брызги.
— Твою мать! Не успел…
Обессиленный и опустошенный, Константин рухнул задом на загаженную землю рядом с трупом и попытался сплюнуть. Но не смог — во рту пересохло, язык рашпилем тер гортань.
— Вы целы, ваше высокопревосходительство?!
Его со всех сторон обступили егеря, хрипло дышащие, будто загнанные лошади. Подхватив под руки, подняли.
— Да цел я, не беспокойтесь! Этого обыскать!
И словно молнией пронзило мозг — он вспомнил самую любимую книгу своего отрочества — «В августе 44-го». Вот так и сидел рядом с трупом немецкого диверсанта Павловского старший лейтенант СМЕРШа Таманцев, не успевший взять того живьем. И те описанные в книге чувства контрразведчика и «волкодава» сейчас были для Константина Ивановича близки и понятны как никогда. И Арчегов хрипло рассмеялся:
— От Таманцева ты бы так не ушел, гаденыш, будь он на моем месте… Ха… А будь я на твоем, падло, то два против одного, что хрен бы вы меня догнали! Это точно…
Иркутск
— Все готово, Сеня. Я думаю, пора настала!
— Ты уверен?
Фомин пристально посмотрел на улыбающегося Шмайсера.
— Они не могут предпринять контрмеры?
— Невозможно. Все давно рассчитано. Послезавтра, ровно в четыре часа и начнем, тянуть дольше нельзя.
— Нужно еще раз проверить, — генерал-адъютант показал на карту, что была раскинута по столу, на ней были детально изображены очертания кварталов и улиц Иркутска.
— Весь дьявол в деталях…
— Это точно, — потянул Шмайсер с ухмылкой и взял в руки карандаш. — Смотри. Ты поднимаешь два батальона Мейбома, первый батальон одной ротой занимает вокзал, а второй — мост через Ангару. Третья рота переходит на ту сторону и остается у прогимназии Гайдука — переправа должна оставаться в наших руках. И одним взводом немедленно занимает электростанцию, она рядышком. Так?
— Так, — согласился с другом Фомин, не отрывая глаз от мелькающей по карте импровизированной указки.
— Второй батальон переходит по понтону. Первая рота уходит к Тихвинской площади, далее по Амурской, занимает госбанк. И немедленно берет под охрану золотой запас империи. Там два десятка жандармов внутреннего караула, невелика сила, справятся. Им на это раз плюнуть. Вторая рота занимает телеграф и телефонную станцию. Выставляет оцепление и блокирует почти весь центр. А третья рота идет к зданию правительства по Амурской, на перекресток с Большой улицей.
— Хорошо, — Фомин вытянул из коробки папиросу, постучал картонным мундштуком по контуру Русско-Азиатского банка, волею обстоятельств превратившегося в центр Сибирской власти.
— Занимает Гранд-Отель, берет министров под арест…
— Андрей, какой арест?! Думай, что говоришь!
— Называю вещи своими именами, Сеня, — от слов Шмайсера Фомин недовольно поморщился, состроив гримасу, а тот с улыбкой продолжил, подняв руки в немом извинении:
— Ну, хорошо, хорошо — берет под охрану. А заодно занимает и дом наискосок — хотя заседания правительства не будет, но один взвод там нужно поставить. Обязательно!
— А если охрана дернется? Ты учитывай, что рядом полицейский участок, могут быть казачьи разъезды.
— Даже так ничего страшного не произойдет. В роте две сотни стрелков, против них едва сотня, ну полторы, если полицию с казачьими патрулями учитывать. Но рота из опытных солдат с шестью пулеметами — что им сделает такой противник?!